– Больно?

Март никогда не слышал такой нежности в голосе Ли. Стало даже неловко. Он прислушался к своим ощущениям. Да. Больно. Пожалуй, даже очень. Но если не шевелиться и дышать неглубоко, то терпеть можно. Не страшнее, чем после порки. Март приподнял голову (и Ли тут же подставил ладонь под его затылок), чтоб посмотреть на свое истерзанное и окровавленное тело и с изумлением обнаружил только несколько синяков да ожогов. Это жаль, от ожогов шрамы останутся обязательно… Ну болван, о чем думаешь, шрамы его, видите ли, огорчают, ерунда, не на лице же, девок не отпугнут, когда девки эти шрамы увидят, поздно будет шарахаться…

– Они тебя не покалечили, – утешающе сказал Ли. – Наверное, это быстро пройдет. Март, нечего стыдиться.

– Я сильно орал? – заставил себя задать вопрос Март, чувствуя, что краска заливает лицо. Ли повторил:

– Нечего стыдиться. Ты всего лишь человек… Не в том смысле, что всего лишь человек, а не эльф, а в том, что всего лишь живой, способный чувствовать боль.

– Ты им сказал, что они хотели?

– Сказал, – пожал плечами Ли. – Конечно, сказал. Хочешь пить? Они оставили воду.

Хотел ли Март пить! Да больше, чем жить! Ли осторожно выскользнул из-под его головы, аккуратно опустив ее на ковер, принес восхитительно чистой воды в красивом стакане, а не в обколотой и грязной кружке, напоил Марта, поддерживая голову, и снова начал работать подушкой. Был он задумчив, но вроде бы не особенно огорчен. Понятно. Никаких особенных тайн в его прошлом не имелось, просто тема была неприятной. Потому и не позволял ее поднимать. Это ясно, Март тоже с радостью избавился от многих детских воспоминаний и кое-чего не говорил даже Ли. Не хотелось – и все.

Раздались шаги. Март неохотно перевел взгляд с тлеющих углей на толстячка.

– Ты сможешь донести своего друга до камеры? – озабоченно спросил тот. Ли даже не кивнул, встал и начал поднимать Марта. А чего это – донести? Сам дойду. Почти сам. Ли это понял, перекинул руку Марта через плечо, обхватил его за талию. Конвоиры их не торопили, так что до камеры добрались без приключений. Более того, с каждым шагом Март чувствовал себя не то чтобы лучше, но бодрее.

Другая камера. Тоже на двоих, но двое их и было. На топчанах твердые валики вместо подушек и грубые одеяла. Отхожее ведро с крышкой. Ведро с водой и кружка. Ну, почти гостиница «Королева Май» в Сафоре… ничего более роскошного Март просто не видел, даже их, охранников, комната была шикарной, а уж у нанимателя и подавно, от позолоты и обилия серебряных вещичек щуриться хотелось, огромная ванная с горячей водой круглые сутки, огромные мягкие полотенца, мягкие мохнатые халаты и изысканная кухня… Салат из соловьиных язычков им, конечно, не перепадал, но вино было отличное, потому что в такой гостинице просто не могло быть другого вина…

Ли уложил его на топчан, набрал в кружку воды и, понемногу поливая на руки, обтер все тело Марта. Стало намного легче. А Ли переложил его на сухой топчан и укрыл обоими одеялами. Март и не заметил, как уснул.

***

Судили их ровно через неделю. Судом-то назвать это было нельзя, знали они, что такое суд, да у хартингов свои представления о законе и порядке: лишь бы сформулировать правильно, и к тому, что говорил судья, придраться не смог бы даже Ли. Ничего особо несправедливого и не случилось. С точки зрения хартингов они были виновны. Им задали несколько вопросов: как завербовались в армию, в каких сражениях участвовали, в каких частях служили, бывали ли ранены, принимали ли участие в допросах пленных. Наверняка можно было врать напропалую, но по мнению Ли, врать следовало только тогда, когда иначе невозможно, так что они честно и откровенно рассказывали и о выборе между армией и головорубной машиной, и сражения перечисляли, и имена командиров называли. Серьезных ран ни у одного не было, товарищи их считали везунчиками, в допросах не участвовали даже не потому, что чином не вышли, просто не имели привычки бить да пинать связанных, и Ли говорил об этом так убедительно, что им вроде бы и верили. Даже сочли способ вербовки смягчающим обстоятельством (зато битву при Сторше – отягчающим) и впаяли им всего-то по три года каторжных работ на благо империи хартингов. Ну вот хоть узнали, что это империя. А императора, наверное, зовут Харт.

К тому времени им уже выдали одежду, типично арестантскую, в такой далеко не сбежишь: оранжевые рубахи, бесформенные штаны без застежек – в пояс был продернут шнурок, как у трусов, выдерни – штаны упадут, и еще куртки, мешковатые, длинные, с капюшонами того же режущего глаза цвета. И короткие грубые сапоги, которые невозможно было надеть на босу ногу, так что они получили еще и тряпки, которые долго учились наматывать на ноги так, чтоб не сбивать подошвы в кровь.

А дальше все было совсем уж просто: вместе с толпой других погнали по этапу. Прежде Март не бывал на каторге, его пребывание в тюрьмах ограничивалось несколькими днями, если не считать проклятого королевства Бертина, но рассказы бывалых людей он слыхал. Им мало что соответствовало. Ну, разве что цепи, которыми их попарно сковали, причем, когда Ли потянули в сторону и он громко заявил, что предпочел бы своего старого друга, ни в зубы ему не дали, ни даже не гавкнули, кивнули и сковали именно с Мартом. Цепь была едва не два локтя длиной, даже не особенно тяжелая. Разговаривать не запрещали. Кормили два раза в день, не то чтоб хорошо, но живот от голода не подводило. Ночевок под открытым небом было всего две, но надсмотрщики разводили костры, так что было хоть и зябко, но не могильно холодно. Дождей не было, а снег и снегом-то назвать было совестно, так, разрозненные крупинки, но они уже не таяли. Как-то быстро в этом году осень перешла в зиму. По слухам, зима здесь не особо суровая, но длинная. Жаль. Марту-то все равно, а Ли не любил холод.

Целость кандалов проверяли два раза в день – утром и вечером. Однажды обнаружили подпил и тут же, не рассусоливая, отвели пару на обочину дороги да и снесли им головы мечами без лишней жестокости. Мечтать о побеге сразу расхотелось. Да и мечты были несерьезными. Не удастся. Охранников было много, были они серьезно вооружены, в том числе и многозарядными арбалетами, и дальнобойными луками, да и собачки рядом с хартингами бежали серьезные, без нужды даже не лаяли, но Март как-то и не сомневался, что такой песик догонит и горло перервет без затей.

Зато никого не били, даже отставших, подгоняли, а один офицер на полдороге выстроил каторжников в три шеренги и объяснил, что больных и хилых никто не стал бы приговаривать к работам в каменоломне, так что лучше не прикидываться. Если кто ноги все ж сбивал, мазь давали и обмотками пользоваться учили. Все справедливо, и от этом справедливости становилось особенно тошно. Получалось, что врага и ненавидеть-то не за что. Никаких жестокостей они не творили. Разве просто повесить – это жестоко? Вот именно.

Раз в неделю их брил ловкий цирюльник. То есть брили каждый день полтора десятка человек, а было их около сотни, вот и получалось, что раз в неделю. Три раза водили в баню, для чего даже задержались в одном городишке, и Март увидел наконец последствия войны: испуганных бледных женщин, непривычно тихих ребятишек и очень, очень мало мужчин. Попался бы король Бертин, сам бы морду набил.

Впрочем, король-то чем особенно виноват? Защищал свое королевство, вряд ли уж народ, но себя, свои владения. Кто ж знал, что хартинги такие… справедливые. Порядок поддерживают среди каторжников теми де способами, что и в тюрьме: драчунов порют, беглецов казнят. Драк почти и не было. На каторгу шли бывшие солдаты, привычные к дисциплине. Наверное, навешались уже хартинги, поняли, что не стоит выводить мужское население под корень, кто ж работать-то станет – бабы с детишками? Достаточно уж наказали…

Пригнали их в каменоломню, огромный карьер, где открытым способом добывали железную руду. Это ничего. Ли говорил, что есть рудники, где добывают для каких-то нужд ядовитые минералы, там никто больше пары лет не выдерживает, и если, скажем, разбойнику заменяют смертную казнь такими рудниками, радоваться не стоит. Поселили в бараках, прочных, не щелястых. Леса вокруг было много, так что бараки даже отапливались, хотя и не особенно жарко, но поверх одеяла не возбранялось и курткой укрываться. А они с Ли уже привыкли спать, прижавшись друг к другу и укрываясь обоими одеялами. Имелась тут и столовая, куда гоняли перед сменой и после смены, и раз в неделю положена была баня, и все было так четко, что организованность хартингов вызывала невольное уважение. Кормили однообразно, но сытно, ничего не скажешь, густющий овощной суп, каша с постным маслом, раз в неделю – рыбина жареная, в воскресенье пряник и кружка эля, чай сладкий можно было даже в бараке делать – кружки имелись и чайник, а клейкую сладкую жижу выдавали целыми банками, тоже всему бараку на неделю хватало. И выжить три года нетрудно.